В 1858 г. в Италии начался новый подъем национально-освободительного движения. Идея войны против Австрии по-прежнему была популярна в итальянском народе. Препятствуя новой революции и стремясь объединить Италию под своей эгидой, правители Пьемонта уже давно готовились к войне и с этой целью в 1858 г. вступили в тайный сговор с императорской Францией. Бонапартистский режим шел на союз с Пьемонтом потому, что был заинтересован в вытеснении Австрии из Италии и стремился заменить австрийское господство французским. Заключив сделку с Францией, пьемонтское правительство надеялось привлечь на свою сторону и итальянских республиканцев, используя настроения главным образом той их части, которая верила в Пьемонт как в знамя освобождения и объединения Италии. И вот Кавур приглашает к себе Гарибальди и предлагает ему вербовать волонтерские отряды. Хотя народный герой недоверчиво отнесся к планам Кавура относительно войны против Австрии, он все же принял это предложение, тайно помышляя, что в этой войне вместе с другими падет и сардинская монархия. Если король Виктор Эммануил и его первый министр Кавур хотели использовать популярность Гарибальди в массах и всю революционную демократию в своих интересах, то Гарибальди рассчитывал на то, что ему удастся использовать хорошо вооруженную пьемонтскую армию.

Начавшаяся в конце апреля 1859 г. война вызвала всеобщий патриотический подъем в Италии, так как народ связывал с ней надежду на освобождение страны от иностранного гнета и ее объединение. Первые значительные победы над врагом одержали волонтеры Гарибальди, среди которых было много убежденных республиканцев. В 1848 г. Гарибальди последним покинул Ломбардию, а в 1859 г. он первым вступил в нее. Жители Ломбардии восторженно приветствовали своих освободителей от австрийского ига. После победы при Варезе последовали победы при Комо, Бергамо, Паладзоло и др. Гарибальди занимал город за городом, а австрийцы панически отступали. К началу июня отряды альпийских стрелков очистили большую часть Ломбардии от неприятеля. Это был первый триумфальный марш Гарибальди в революции 1859 - 1860 годов.

Одержанные Гарибальди победы, его популярность среди широких народных масс пугали Кавура и Виктора Эммануила, приводили в ужас Наполеона III. Поэтому мало того, что пьемонтское правительство плохо снабжало Гарибальди оружием, - его намеренно посылали на наиболее опасные позиции, а иногда на верную гибель, Недоброжелательное отношение главного командования пьемонтской армии к Гарибальди отмечали военные обозреватели того времени. Об этом с негодованием писали К. Маркс и Ф. Энгельс. "Возможно, - писал Энгельс 30 мая 1859 г., - что, направляя Гарибальди в Ломбардию, Луи-Наполеон и Виктор-Эммануил рассчитывали погубить его и его добровольцев - элементы, пожалуй, слишком революционные для этой династической войны" 1 . Почти то же самое писал Маркс: "По моему мнению, Гарибальди нарочно посылают на такие позиции, где он должен погибнуть" 2 . В "Мемуарах" Гарибальди рассказывает, что его корпус действительно умышленно ставили в тяжелое положение.

Одной из причин неприязни главного командования к Гарибальди и тайной борьбы против него пьемонтского правительства явилась проводимая Гарибальди социальная политика в освобождаемых районах. Гарибальди не мог заниматься только воен-

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 13, стр. 380.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 29, стр. 360.

ными делами, жизнь заставляла его решать и социальные вопросы. Острой для Италии проблемой была аграрная. С ней снова столкнулись представители буржуазно-демократического лагеря, к которому принадлежал и Гарибальди. Разработанной аграрной программы у него не было, однако он старался чем только мог облегчить участь крестьян. В занятых им районах он освобождал крестьян от непомерных налогов.

Следствием политики Гарибальди было стремление широких народных масс стать под его знамена. Но увеличить численность его отряда ни Кавур, ни главное командование не соглашались. Более того, за Гарибальди была установлена полицейская слежка. К. Маркс писал по этому поводу: "Парижский корреспондент "Times" пишет сегодня, что бонапартисты уже сильно ворчат насчет "славы" Гарибальди и что в его отряд проникло "несколько отборных полицейских агентов", посылающих подробные донесения о нем" 3 .

Успешная борьба против австрийцев на фронтах способствовала росту революционного движения. Народные восстания вспыхнули в Тоскане, Парме, Модене, в Папском государстве. Национально- освободительное движение принимало широкий размах и могло привести к созданию единой и независимой Италии. Это вызывало опасения и не входило в планы Наполеона III. Поэтому он, решив, что после одержанных побед сможет добиться от австрийского императора нужных ему уступок, поспешил за спиной своего союзника закончить войну. 11 июля 1859 г. было подписано Виллафранкское перемирие. Гарибальди был полон гнева и не признавал перемирия. Но он был рад тому, что это перемирие наконец развяжет руки ему и всем итальянским патриотам: закончилась королевская война, и начнется настоящая, народная война. Это позорное перемирие, которое - закрепило раздробленность Италии и дополнило австрийский гнет французским диктатом, вызвало взрыв возмущения в стране. "Возникновение итальянской нации, - писал К. Маркс по поводу Виллафранкского договора, - сопровождается изощренным оскорблением..." Демократические силы Италии не признавали этого перемирия. По всей стране поднялось могущественное движение народных масс. Подытоживая свою статью о Виллафранкском договоре, Маркс писал, что "в дело может вмешаться итальянская революция, чтобы изменить картину всего полуострова" 4 . Произошло так, как предвидел Маркс. В течение лета 1859 г. число массовых выступлений с каждым днем все возрастало, накал революционной энергии усиливался. Особенно угрожающим было негодование широких масс в Центральной Италии.

За Центральной Италией восстал и Юг. В конце 1859 г. Сицилия вновь поднялась против гнета испанских Бурбонов. 4 апреля 1860 г. под руководством вождя сицилийских республиканцев Розалино Пило началось восстание в Палермо. Республиканская партия Мадзини решила взять руководство движением в Сицилии в свои руки. Для оказания помощи повстанцам в Генуе был организован так называемый "Сицилийский комитет". Он начал готовить экспедицию в Сицилию с расчетом захватить остров, а оттуда с помощью восставших предпринять поход на материк и овладеть всем Неаполитанским королевством. Возглавил этот поход Гарибальди. Так был задуман легендарный поход краснорубашечников, гарибальдийской "Тысячи", сыгравший крупнейшую роль в объединении Италии. Социальный состав "Тысячи" был самый разнообразный: почти половину экспедиции составляли пролетарские слои - рабочие, ремесленники, городская беднота; много было студентов, представителей мелкой буржуазии, интеллигенции (инженеры, адвокаты, медики, художники, поэты, писатели). В "Тысяче" не было ни одного крестьянина, как это отмечал с большим сожалением сам Гарибальди 5 .

Перед отплытием экспедиции, 5 мая, Гарибальди обратился с прокламацией "К итальянцам". "Итальянцы! - писал Гарибальди. - Сицилийцы сражаются с врагами Италии за Италию. Долг каждого итальянца - помочь им словом, деньгами, оружием и больше всего - собственной рукой... Предоставленные самим себе, отважные сыны Сицилии сражаются с наемниками не только Бурбонов, но и Австрии и римского первосвященника... Пусть же Марке, Умбрия, Сабина, Рим и Неаполь восстанут, чтобы раздробить силы врагов наших... Храбрый везде найдет оружие... Не слушайте трусов... Отряд смельчаков из бывших моих товарищей в прежних боях за родину идет со

3 Там же, стр. 362.

4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 13, стр. 442, 445.

5 G. Garibaldi. Le Mille. Paris. 1875, p. 4.

мной на помощь. Италия их знает: это те, кто становится в строй, как только появляется опасность, - хорошие, великодушные товарищи, посвятившие жизнь свою родине, отдавшие ей до последней капли кровь свою, не ожидая других вознаграждений, кроме чистой совести... К оружию же!.." 6 .

Лозунг "Италия и Виктор Эммануил", под которым проводилась экспедиция, вытекал из политики Партии действия, проводившейся еще до начала австро-итало-французской войны 1859 года. Первым выдвинул этот лозунг в 1856 г. бывший глава Венецианской республики Даниэль Манин, когда он вместе с Ла Фариной создал "Национальное общество". Проводя поход "Тысячи" под лозунгом "Италия и Виктор Эммануил", Гарибальди тем самым придал официальный характер экспедиции. Как бы Кавур ни отмежевывался от экспедиции, поспешно заявляя всем дипломатам о своей непричастности к ней, как бы он ни бранил Гарибальди в письмах к своим друзьям, этот лозунг, пусть временно, связал ему руки. Этим лозунгом Гарибальди сплачивал под знаменем объединения Италии все национальные силы. Своей дальнейшей деятельностью Гарибальди доказал, что, выдвигая лозунг "Италия и Виктор Эммануил" по тактическим соображениям, он отнюдь не отказался от своих республиканских убеждений и до конца своей жизни оставался горячим приверженцем демократии и противником монархии.

До сих пор в научной литературе ведется дискуссия по вопросу об отношении Кавура к экспедиции "Тысячи". Как известно, Кавур не только пытался заставить Гарибальди отказаться от экспедиции, но и намеревался арестовать его, чтобы сорвать отправку "Тысячи". Пренебрегая широко известными документами, традиционная буржуазно-либеральная историография утверждает, что Кавур не мог не содействовать более или менее тайно экспедиции в Сицилию. Некоторые более осторожные в своих формулировках авторы говорят: да, возможно, что Кавур не содействовал отправке экспедиции, но заслуга его состоит в том, что он не помешал ей. На самом деле Кавур не помешал отправке "Тысячи" лишь потому, что не был в состоянии сделать это, будучи вынужденным считаться с общественным мнением. Об этом писал сам Кавур, об этом свидетельствуют многие мемуаристы, в том числе и Гарибальди. Вот письмо Кавура от 12 мая 1860 г. послу Пьемонта в Париже К. Нигра: "Сожалею об экспедиции Гарибальди, и я делаю и буду делать то, что возможно, чтобы она не вызвала новых осложнений. Я не помешал Гарибальди провести в жизнь свой проект, так как для того, чтобы это сделать, пришлось бы применить силу. А ведь правительство не может пренебрегать тем, что попытка остановить Гарибальди вызвала бы огромное недовольство... Желая рассеять интриги оппозиции накануне выборов... я не могу применять насильственные меры, чтобы помешать помощи, предназначенной для Сицилии" 7 .

Нельзя без волнения читать рассказ Гарибальди о битвах за освобождение Сицилии и Южной Италии. С искренним пафосом повествует он в своих "Мемуарах" о сражениях, которые, по словам Ф. Энгельса, носили "печать военного гения". Калатафими, Палермо, Милаццо, Реджо, Вольтурно - каждая из этих битв воодушевляла итальянских патриотов, изумляла современников: политических деятелей, дипломатов, военных специалистов. Подробно изучая поход Гарибальди из Марсалы в Палермо, Ф. Энгельс отмечал, что это "один из наиболее удивительных военных подвигов нашего столетия, и он был бы почти необъясним, если бы престиж революционного генерала не предшествовал его триумфальному маршу" 8 .

Гарибальди действовал в Сицилии в тесном контакте с повстанческим движением. Посоветовавшись с местными руководителями республиканской партии, партизанский вождь выработал общий план действий. К Гарибальди начали стекаться повстанцы, вооруженные кто чем мог - пиками, саблями, ножами, дубинами, топорами. Уже в Салеми, находящейся близ Марсалы, к отряду Гарибальди присоединились 4 тыс. вооруженных крестьян. На острове возникла новая власть. Она была организована в форме революционно-демократической диктатуры, и Гарибальди принял звание диктатора Си-

6 G. Garibaldi. Scritti e discorsi politici e militari. Vol. I. Bologna. 1934, pp. 239 - 241.

7 "II carteggio Cavour - Nigra, dal 1858 al 1861". Vol. III. Bologna. 1928, pp. 294 - 295.

8 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 15, стр. 63, 67.

цилии. Он понимал необходимость диктатуры для окончательного подавления контрреволюции и закрепления революционных завоеваний. На Сицилии по инициативе Гарибальди были проведены некоторые социально-экономические мероприятия. Он освободил десятки тысяч политических заключенных, томившихся в тюрьмах Палермо и других городов, принялся за организацию школ и приютов для беспризорных детей. Гарибальди позаботился также о семьях, пострадавших от военных действии. Чтобы предоставить средства существования для нуждающихся слоев населения, он организовал общественные работы; издал декрет об отмене налога на помол. Важные социально-экономические мероприятия провело революционное правительство Гарибальди в Неаполе. Был издан декрет о запрещении иезуитских корпораций - очагов контрреволюции. Принадлежавшие Бурбонам земли были национализированы; издан декрет о раздаче государственных земель крестьянам.

Имущие классы Южной Италии, напуганные революционным характером похода Гарибальди, не дремали. Помещики, крупные буржуа обращались к Виктору Эммануилу с петициями о немедленном присоединении Южной Италии к Пьемонту. Кавур наводнял Неаполь своими агентами, также агитировавшими за присоединение. Гарибальди же не хотел и думать о присоединении Южной Италии к владениям Сардинского королевства до освобождения Рима и Венеции. Виктор Эммануил двинулся с 20-тысячной армией в Папское государство, а затем вступил в Неаполитанское королевство. Он опубликовал воззвание "К народам Южной Италии", в котором призывал к примирению с монархией и объявлял "конец эры революции". В этой обстановке Гарибальди решил назначить плебисцит по вопросу о присоединении к Пьемонту. Плебисцит был проведен 21 октября 1860 г., когда пьемонтская армия во главе с Виктором Эммануилом уже приближалась к Неаполю. Он кончился победой сторонников присоединения Юга Италии к Сардинскому королевству. 6 ноября Гарибальди вынужден был объявить о передаче власти в освобожденной им Южной Италии королю Виктору Эммануилу. Вскоре декреты, изданные Гарибальди, были отменены, а его армия распущена. После этого Гарибальди ничего не оставалось, как уйти на время от политической жизни. "Я стремился вернуться к своему одиночеству (на Капреру. - В. Н .)", - заканчивает Гарибальди свой рассказ о славном походе "Тысячи". А. И. Герцен с глубокой горечью писал об отъезде Гарибальди: "...он с горстью людей победил армию, освободил целую страну и был отпущен из нее, как отпускают ямщика, когда он довез до станции" 9 .

Экспедиция Гарибальди на юг Италии явилась самым крупным выступлением народных масс в их борьбе за объединение Италии революционным путем. В этом походе объединились антифеодальные, демократические силы всех итальянских государств. В результате войны и революции 1859 - 1860 гг. Италия была почти полностью объединена. Решающую роль в объединении страны сыграла борьба народных масс, руководимых революционными элементами буржуазии, наиболее выдающимися представителями которых были Гарибальди и Мадзини. Давая оценку роли Гарибальди и народных масс в революции 1859 - 1860 гг., Ф. Энгельс писал: "В лице Гарибальди Италия имела героя античного склада, способного творить и действительно творившего чудеса. С тысячей волонтеров он опрокинул все Неаполитанское королевство, фактически объединил Италию, разорвал искусную сеть бонапартовой политики. Италия была свободна и, по существу, объединена, - но не происками Луи-Наполеона, а революцией" 10 . Однако была создана не демократическая Италия, не та Италия, борьбе за которую Гарибальди посвятил свою славную жизнь. Недостаточная организованность демократических сил, слабое участие крестьянства в революции, колебания вождей республиканской буржуазии обусловили незавершенность революции 1859 - 1860 гг. в Италии. Создалось такое соотношение сил, при котором пьемонтская монархия сумела воспользоваться плодами завоеванных революцией побед и присоединить к Пьемонту уже освобожденные государства.

В. Е. Невлер

9 А. И. Герцен. Соч. Т. XI. М. 1957, стр. 257.

10 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 21, стр. 430.

Статье Ф. Энгельса «ПРОДВИЖЕНИЕ ГАРИБАЛЬДИ» предпошлём популярный реферативный экскурс на основе открытых источников.

6 мая 1860 г. Джузеппе Гарибальди с тысячей добровольцев на двух парусных судах отплыл из Генуи и через пять дней высадился в Сицилии. Поход «Тысячи краснорубашечников», освободившей Южную Италию, обеспечил победу Итальянской революции 1859-60 гг.

1. Кварто

6 мая 1860 года экспедиция отплыла из Кварто (близ Генуи). На кораблях «Пьемонт» и «Ломбарде», которые к слову сказать были захвачены, находилась тысяча бойцов, которые были отобраны Гарибальди из числа добровольцев. Большинство их составляли рабочие, ремесленники, студенты, представители интеллигенции. Преобладала молодежь в возрасте 18 - 25 лет, но было немало людей зрелого и пожилого возраста, и среди них ветераны многих битв: участники походов Гарибальди в Южной Америке и в Ломбардии в 1848 и 1859 гг., герои битв Римской республики.

Экипировка бойцов была необычна — Гарибальди приказал своим воинам надеть красные рубашки, и отряд его получил название «Тысячи краснорубашечников».

По одной версии, этот революционный стиль Гарибальди выработал, живя в Уругвае с супругой — он сочетал в себе красную рубашку, пончо и сомбреро. По другой версии, идея красных рубашек пришла Гарибальди в период его жизни в Нью-Йорке. Там были весьма популярны добровольческие пожарные бригады, члены которых одевались в красные фланелевые рубашки.

2. Марсала

Экспедиция высадилась 11 мая в Марсале, на западном берегу Сицилии. Гарибальди выпустил прокламацию: «Сицилийцы! Мы услышали ваш героический клич - и вот мы среди вас. Мы желаем только одного - освобождения отечества. Итак, все к оружию!» К отряду Гарибальди стали стекаться сицилийские повстанцы, вооруженные пиками, саблями, кинжалами, дубинками.

Всего к Гарибальди присоединилось 4 тысячи вооруженных крестьян. Движение в 1860 году в Сицилии: в стране с преобладающим крестьянским населением приобретало характер широкой народной революции.

« Прибытие Гарибальди, - как сообщал специальный корреспондент «Таймс», - совершенно изменило характер сицилийского восстания. До той поры разные picciotti (Молодые партизаны) вели партизанскую войну, почти не имея между собой связи. Тактика их была в том, чтобы являться и исчезать, бросаясь из безопасных убежищ на королевские войска. Но никто [из крестьян] не имел ни мысли, ни мечты составить общий план или сразиться с королевскими войсками в открытом поле. Гористая местность и отсутствие больших дорог очень облегчали такой род войны… Имя и авторитет Гарибальди и привезенное им подкрепление стали связью между этими разными отрядами, сошедшимися под его начальство».

3. Калатафими

Неаполитанский генерал Ланди занял крайне выгодную позицию - гору со странным названием «Жалоба римлян», господствующую над путями в Палермо, с одной стороны, в Марсалу и Трапани - с другой. У него было 4 батальона (в том числе один стрелковый) и 4 горных орудия. Неаполитанцы, вооруженные штуцерами, предпочитали вести перестрелку с дальнего расстояния. Гарибальди со своим отрядом занимал не менее сильную позицию-высоту Вита-и был отделен от врага большой всхолмленной равниной.

«Заняв высоты слева от врага, - пишет Гарибальди в «Мемуарах», - я смог подробно рассмотреть позиции наемников Бурбона. Они же могли видеть только наши защитные линии. Образованные из генуэзских - стрелков, эти линии прикрывали наш фронт, а сзади в эшелонах были размещены другие, хорошо вооруженные полки. Наша жалкая артиллерия расположилась по главной дороге, на левом фланге, под командой Орсини. В нашем положении самым выгодным было дожидаться врага на своих позициях. Враги, насчитывавшие около 2 тысяч человек и располагавшие большой артиллерией, видя на нашей стороне лишь кучки людей, храбро выслали несколько стрелковых отрядов с 2 пушками. Подойдя на ружейный выстрел, они открыли огонь из пушек и ружей, продолжая к нам приближаться».

Тут Гарибальди употребил свой испытанный прием: велел не стрелять, пока враг не подойдет совсем близко. Но генуэзцы не вытерпели и бросились в атаку.

«В наше намерение никоим образом не входило напасть на грозные позиции, занятые крупными силами неприятеля. Напрасно трубили сигнал к отступлению - наши его не слышали и действовали, как Нельсон в битве при Копенгагене. Теперь нельзя было терять времени, иначе наш доблестный отряд был бы обречен на гибель. Я приказал немедленно трубить генеральное наступление».

Неприятель бежал к высотам «Жалоба римлян».

Этой победой Гарибальди всегда гордился и считал ее решающей в Сицилийском походе. Он с энтузиазмом восклицал: «Калатафими! Когда я, переживший это сражение, буду лежать на смертном одре, и на моих устах в последний раз появится гордая улыбка, - она будет вызвана воспоминанием о тебе, - ибо я не знаю битвы, которая была бы славнее тебя!»

Битва при Каталафими

4. Палермо

Деморализованные неаполитанцы отступали в беспорядке, грабя и сжигая деревни и города. Повсюду, по дороге в Палермо, валялись разбросанные солдатские мешки, манерки, каски, даже башмаки, которые беглецы снимали, чтобы легче было бежать… Но «Официальная газета» сообщила, что колонна Ланди «вернулась в Палермо после двух дней славных боев с сознанием доблестно выполненного долга».

В армию Гарибальди отовсюду стекались добровольцы. В его распоряжении было уже около 8 тысяч человек (правда, боеспособных у них было не более половины).

Вскоре против гарибальдийцев выступила из Палермо новая десятитысячная армия. Первая встреча с нею произошла близ высот Парко, по дороге Палермо - Корлеоне.

По описанию очевидцев (специального корреспондента «Таймс»), эта замечательная военная операция была осуществлена следующим образом.

Сперва Гарибальди подошел к Палермо с западной стороны, к террасе, на которой расположен городок Монреале, находившийся в руках врага. Позади этой террасы подымается круглая глинистая гора, образующая нечто вроде колоссального амфитеатра (гора эта с севера ограничивает Палермский залив и «Золотую раковину», т. е. плодоносную равнину, на которой лежит Палермо).

Так как море и этот амфитеатр находились в руках неаполитанцев, то на их стороне были все преимущества концентрической позиции, что было особенно выгодно им в борьбе с партизанами, обладающими слабой артиллерией и страшными только в горах. Другим преимуществом королевских войск было то, что окрестности. Палермо изрезаны крутыми, непроходимыми кряжами, так что дорога, расходящиеся от Палермо на запад, юг и восток, между собою почти не сообщаются. Для того чтобы перебросить воинскую часть с одной дороги на другую, приходилось совершать длинный, извилистый и трудный обход.

Увидев, что время потеряно, что взять Монреале без больших потерь не удастся, Гарибальди решил обмануть врага. Первым делом он велел повстанческим отрядам окружить Палермо со всех сторон. «Пиччиотти» заняли позиции врага вдоль всей цепи гор, опоясывающих залив, и зорко сторожили все входы и выходы из Палермо. Они ночью разложили костры, и картина эта производила грандиозное и внушительное впечатление.

В то же время Гарибальди установил прочную связь с «Тайным революционным комитетом», находившимся внутри города. «Тайный комитет» дал знать Гарибальди, что город готов по первому сигналу восстать, но при условии, что Гарибальди сам подступит к городским воротам. Но время для штурма города еще не наступило. Оставив часть сицилийских повстанцев у монреальских позиций, с тем чтобы они непрерывно жгли костры и всячески тревожили неаполитанцев, отвлекая их внимание, Гарибальди с главными силами ушел, совершив неслыханно трудный переход по горному хребту.

Оставив Парко и услав пушки и обоз по главной дороге (в Корлеоне). Гарибальди прикрывал отступление и дрался до наступления темноты.

Фаттори «Гарибальди в Палермо»

Всю ночь гарибальдийцы быстро отходили до Пиана деи Гречи и, немного отдохнув, продолжали отступать. Дойдя до места, где корлеонская дорога раздваивается, Гарибальди приказал небольшой части повстанцев отступление до Корлеоне с ротой стрелков и несколькими пушками, чтобы отвлечь внимание неприятеля.

Сам же Гарибальди с главной массой войска свернул влево от дороги и совершил второй, изумительный по трудностям переход горных цепей по направлению к Мизильмери. Полковник Боско и швейцарец фон Мехель продолжали двигаться по корлеонской дороге, воображая, что преследуют Гарибальди.

А в это время Гарибальди уже выходил на третью палермскую дорогу, ведущую в город с востока. Он расположился лагерем в монастыре горы Джибильроссо, где по его приказу к этому моменту уже собрались главные силы сицилийских партизан. Этой же ночью он готовился спуститься вниз и атаковать Палермо. Так Гарибальди дважды одурачит неприятеля. Таким образом, Палермо, как и следовало по расчетам Гарибальди, остался почти незащищенным.

При таких незначительных силах единственная возможность победы заключалась в неожиданном, быстром нападении. Соблюдая полную тишину, гарибальдийцы стали спускаться по крутой горной тропе. Но неопытные в военном деле «пиччиотти» (молодые партизаны) все испортили. Увидев первые здания городской окраины, они подняли отчаянный шум и с криком «Да здравствует Италия! Да здравствует Гарибальди!» открыли стрельбу. Проснувшаяся стража подняла тревогу.

Однако, горожане оказали деятельную поддержку своим освободителям. Вторгшись в город, Гарибальди опубликовал воззвание, в котором объявлял себя диктатором, «именем короля Италии Виктора Эммануила». В его распоряжении было всего 800 гарибальдийцев (из славной «тысячи» около 100 человек было убито и ранено, а другая сотня под командой Орсини в это время отступала по корлеонской дороге, завлекая неаполитанские войска). Крестьян - партизан было несколько тысяч, но они были плохо вооружены и мало дисциплинированы. Бурбонская же армия имела 20 тысяч прекрасно вооруженных солдат. 9 фрегатов, арсеналы, отличную артиллерию и 2 мощные крепости. Но народное восстание и легендарная слава Гарибальди настолько ошеломили королевские войска, что они не могли оказать серьезного сопротивления.

Гарибальди провозглашен диктатором в Палермо

После двухдневных кровопролитных боев, во время которых краснорубашечники проявили чудеса храбрости и героизма, Гарибальди овладел городом. На острове было создано революционно-демократическое правительство, а Гарибальди предоставлены диктаторские полномочия. Правительство партизанского вождя провело ряд важных мероприятий в интересах широких народных масс: были изданы декреты об отмене налога на помол, о раздаче крестьянам государственных земель, а также об открытии школ и приютов.

Ф. Энгельс. ПРОДВИЖЕНИЕ ГАРИБАЛЬДИ

По мере развития событий мы начинаем понимать тот план освобождения Южной Италии, который разработал Гарибальди, и чем ближе мы знакомимся с этим планом, тем более восхищаемся его грандиозностью. Задумать подобный план или пытаться его осуществить можно было только в такой стране, как Италия, где национальная партия столь прекрасно орга­низована и всецело находится под контролем человека, с таким блестящим успехом обнажившего свой меч за дело итальянского единства и независимости.

Этот план не ограничивался освобождением Неаполитанского королевства; одновременно должно было начаться наступление на Папскую область, чтобы таким образом задать работу не только войскам короля-бомбы {Фердинанда II}, но также армии Ламорисьера и находящимся в Риме французам. Предполагалось, что примерно 15 августа 6000 волонтеров, постепенно переправившихся из Генуи в Апельсинный залив (Гольфо-дельи-Аранчи) - северо-восточное побережье острова Сардинии, - будут переброшены на побережье Папской области, в то время как в различных провинциях континентальной части Неаполитанского королевства начнется восстание, а Гарибальди переправится через Мессинский пролив и высадится в Калабрии. Некоторые дошедшие до нас замечания Гарибальди о трусости неаполитанцев и полученные с последним пароходом сообщения, что он вступил в Неаполь и был с восторгом встречен населением, говорят о том, что восстание на улицах этого города, оказавшееся излишним вследствие бегства короля, было, возможно, предусмотрено планом.

Высадка в Папской области, как уже известно, не состоялась, отчасти вследствие настояний Виктора-Эммануила, отчасти же и главным образом потому, что сам Гарибальди пришел к убеждению о неподготовленности волонтеров к ведению самостоятельной кампании. Поэтому он переправил их в Сицилию, часть из них оставил в Палермо, а остальных направил вокруг острова на двух пароходах в Таормину, где они и находятся в настоящее время. Тем временем в провинциальных городах Неаполитанского королевства, как было решено заранее, начались выступления, которые показали, насколько хорошо была организована революционная партия и насколько страна созрела для восстания. 17 августа восстание вспыхнуло в Фодже, в Апулии. Драгуны, входившие в состав городского гарнизона, присоединились к народу. Генерал Флорес, командовавший округом, послал две роты 13-го полка, которые по прибытии на место последовали примеру драгун. Тогда генерал Флорес сам прибыл в Фоджу в сопровождении своего штаба; но он ничего не смог сделать и вынужден был удалиться. Его образ действий ясно показывает, что и сам Флорес не намеревался оказывать серьезное сопротивление революционной партии. Если бы он собирался действовать всерьез, он послал бы не две роты, а два батальона и, выезжая на место лично, захватил бы с собой не нескольких адъютантов и ординарцев, а возможно более сильный отряд. В самом деле, уже одно то обстоятельство, что повстанцы позволили ему снова покинуть город, достаточно ясно показывает, что между ним и повстанцами существовало по меньшей мере какое-то молчаливое соглашение. Другое восстание вспыхнуло в провинции Базиликата. Здесь повстанцы собрали свои силы в Корлето-Пертикара, деревушке на берегу реки Ланьи (по всей вероятности, это то самое место, которое в телеграммах именуется Корлето).

Из этого гористого и отдаленного округа они двинулись на главный город провинции - Потенцу, куда прибыли 17 августа в составе 6000 человек. Сопротивление им оказали только жандармы, в количестве около 400 человек, которые после кратковременной схватки были рассеяны, а затем один за другим сдались. От имени Гарибальди было сформировано провинциальное правительство и назначен временный диктатор. Сообщают, что этот пост занял королевский интендант (губернатор провинции), - еще один признак того, сколь безнадежным считают дело Бурбонов даже их собственные чиновники. Из Салерно были посланы четыре роты 6-го линейного полка для подавления этого восстания, но по прибытии в Аулетту, расположенную примерно в 23 милях от Потенцы, солдаты отказались идти дальше и стали кричать: «Viva Garibaldi!». Это единственные выступления, о которых нам известны некоторые подробности. Но кроме того получены сообщения, что к восстанию присоединились и другие города, как, например, Авеллино, город, расположенный менее чем в 30 милях от Неаполя, Кампобассо в провинции Молизе (на Адриатическом побережье) и Челенца в Апулии - вероятно, тот самый город, который в телеграммах именуется Чилента; он расположен почти на полпути между Кампобассо и Фоджей. В настоящее время к числу этих городов присоединился и сам Неаполь.

Пока провинциальные города Неаполитанского королевства выполняли таким образом предназначенную им роль в общем деле, Гарибальди не сидел сложа руки. Сразу же по возвращении из своей поездки в Сардинию он закончил приготовления к высадке на континент. Его армия состояла теперь из трех дивизий под командованием Тюрра, Козенца и Медичи. Две последние, сосредоточенные близ Мессины и Фаро, были направлены к северному побережью Сицилии между Милаццо и Фаро, создавая впечатление, будто предполагается погрузить их там на суда и высадить на Калабрийском побережье, к северу от пролива, где-нибудь неподалеку от Пальми или Никотеры. Что касается дивизии Тюрра, то одна из ее бригад - бригада Эбера - расположилась лагерем около Мессины, а другая - бригада Биксио - была отправлена в глубь острова, в Бронте, для ликвидации некоторых беспорядков. Обе получили приказ о немедленном выступлении в Таормину, где вечером 18 августа бригада Биксио вместе с доставленными из Сардинии волонтерами была погружена на два парохода, «Торино» и «Франклин», и на несколько транспортных судов, взятых на буксир.

За десять дней до этого майор Миссори с отрядом в 300 человек переправился через пролив и благополучно пробрался через расположение неаполитанских войск в гористую и пересеченную область Аспромонте. Здесь к нему присоединились другие небольшие отряды, переправлявшиеся время от времени через пролив, а также калабрийские повстанцы, так что к 18 августа он командовал отрядом, насчитывавшим около 2000 человек. Как только высадился этот небольшой отряд, неаполитанцы послали в погоню за ним около 1800 солдат, но эти 1800 героев действовали так, чтобы никогда не встретиться с гарибальдийцами.

19 августа на рассвете экспедиция Гарибальди (на борту парохода находился он сам) высадилась между Мелито и мысом Спартивенто, на крайней южной оконечности Калабрии.

Они не встретили никакого сопротивления. Неаполитанцы были настолько обмануты передвижениями, угрожавшими высадкой десанта к северу от пролива, что полностью игнорировали районы к югу от него. Таким образом, кроме 2000 человек, собранных Миссори, удалось перебросить на континент еще 9000 человек.

Когда к нему присоединились эти отряды, Гарибальди немедленно двинулся на Реджо, где находились четыре роты линейных войск и четыре роты стрелков. Но гарнизон этот, по всей вероятности, получил некоторые подкрепления, ибо, как сообщают, 21 августа в самом Реджо или около него произошло весьма ожесточенное сражение. После того как Гарибальди взял штурмом несколько передовых укреплений, артиллерия форта Реджо перестала поддерживать огонь, и генерал Виале капитулировал. В этом сражении был убит полковник Дефлотт (республиканский депутат от Парижа во французском Законодательном собрании 1851 года).

Неаполитанская флотилия, стоявшая в проливе, отличалась тем, что ровно ничего не предпринимала. После того как Гарибальди произвел высадку, командующий морскими силам» телеграфировал в Реджо, что его корабли не могли оказать никакого сопротивления, так как в распоряжении Гарибальди было 8 больших военных кораблей и 7 транспортных судов! Флотилия эта не оказала никакого противодействия и переправе дивизии генерала Козенца, которая состоялась, по-видимому, 20-го или 21-го в самом узком месте пролива, между Шиллой и Виллой-Сан-Джованни, в том самом месте, где было сосредоточено наибольшее количество неаполитанских судов и войск. Высадка Козенца сопровождалась необычайный успехом. Две бригады Мелендеса и Бриганти (неаполитанцы называют бригады батальонами) и форт Пеццо (а не Пиццо, как указывается в некоторых телеграммах; это местечко расположено значительно севернее, за Монтелеоне) сдались ему, по-видимому, без единого выстрела. Как сообщают, это произошло 21-го; в тот же день после непродолжительной стычки была взята Вилла-Сан-Джованни.

Таким образом, Гарибальди за три дня овладел всем побережьем пролива, в том числе некоторыми укрепленными пунктами; несколько фортов, остававшиеся еще в руках неаполитанцев, стали теперь для них бесполезными.

В последующие два дня, по-видимому, происходила переброска остальных войск и материальной части - по крайней мере, мы не располагаем сообщениями о каких-либо дальнейших сражениях вплоть до 24-го, когда, как сообщают, произошла ожесточенная стычка в пункте, который в телеграммах именуется Льяле, но который не значится на картах. Быть может, этим именем называют какой-нибудь горный поток, а образуемое им ущелье послужило оборонительной позицией для неаполитанцев. Согласно сообщениям, это сражение не привело к решающим результатам. Через некоторое время гарибальдийцы предложили перемирие, и неаполитанский командующий передал это предложение своему главнокомандующему в Монтелеоне. Но прежде чем мог быть получен ответ, неаполитанские солдаты, по-видимому, пришли к заключению, что они достаточно послужили своему королю, и рассеялись, бросив свои батареи.

Главные силы неаполитанцев под командой Боско в течение всего этого времени пребывали, по-видимому, в бездействии в Монтелеоне, милях в тридцати от пролива. Должно быть, эти войска не проявляли особого желания сражаться с вторгшимися отрядами, и потому генерал Боско направился в Неаполь, чтобы доставить оттуда шесть батальонов стрелков, которые, после гвардейцев и отрядов иностранных войск, являются самыми надежными частями армии. Пока неизвестно, были ли и эти шесть батальонов деморализованы и охвачены тем же духом подавленности, который господствует в неаполитанской армии. Достоверно одно - что до сих пор ни этим, ни каким-либо другим войскам еще не удалось воспрепятствовать победоносному, а возможно, и беспрепятственному маршу Гарибальди к Неаполю, где окажется, что королевская семья бежала, а город откроет свои ворота, устроив ему триумфальную встречу.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Напечатано в газете « New — York Daily Tribune » №6056, 21 сентября 1860г в качестве передовой статьи

В январе 1861 года прошли первые выборы в парламент итальянского королевства. В Европе появилось новое государство, не уступающее размерами и мощью большинству великих держав

Вечером 14 января 1858 года на французского императора Наполеона III, направлявшегося с супругой на премьеру оперы Россини «Вильгельм Телль», было совершено покушение. Заговорщики, поджидавшие карету государя близ театра на парижской улице Ле Пелетье, бросили в нее три бомбы. В результате восемь человек погибли и почти полторы сотни получили ранения, но сама императорская чета каким-то чудом осталась невредимой. Во главе заговора стоял известный итальянский революционер Феличе Орсини, который за несколько лет до того, перепилив решетку и связав простыни, бежал из австрийской тюрьмы. Смерть французский император заслужил, по мнению Орсини, за предательство дела возрождения Италии. Патриоты помнили, что, оказавшись после падения своего великого дяди Наполеона Бонапарта в эмиграции, будущий Наполеон III присоединился к итальянским карбонариям и даже принял участие в организации путча, за что едва не поплатился головой.

Из тюрьмы Орсини написал письмо Наполеону III. Не унизив себя просьбой о помиловании, он призвал императора сделать все возможное, чтобы Италия обрела независимость, поскольку без нее «спокойствие Европы и Вашего Величества будет лишь химерой». Наполеона III глубоко потрясло и само покушение, и поведение Орсини (что не помешало ему отправить заговорщика на гильотину). К тому же он был не прочь ослабить Австрию, оккупировавшую значительную часть Апеннин, а заодно подновить изрядно подпорченную репутацию либерала. По указанию императора письмо было напечатано в газетах, а вскоре Франция заключила тайный союз с Сардинским королевством, направленный против Австрии. Так неудавшееся покушение многократно ускорило давно развивавшийся процесс, через три года приведший к образованию Итальянского королевства.

Географическое понятие

В середине XIX века Италия пребывала в жалком состоянии. Страна была раздробленной на восемь больших и малых государств и экономически отсталой, а думающие итальянцы уже не верили в возможность что-либо изменить в судьбе своей родины, мучились комплексом национальной неполноценности. Установленный после Наполеоновских войн державами-победительницами — Россией, Австрией, Пруссией и Англией — мировой порядок, так называемая Венская система, действительно лишал Италию всяких надежд на объединение. Его краеугольным камнем был принцип легитимизма, то есть незыблемости освященных историей прав монархических династий. Коротко говоря, Францией должны управлять французские Бурбоны, Пруссией — Гогенцоллерны, Россией — Романовы, а итальянскими государствами — их монархи. Однако исторические права последних у самих итальянцев вызывали большие сомнения. Почти везде на Апеннинах правили иноземные или полуиноземные династии. В самом крупном Неаполитанском королевстве (или Королевстве обеих Сицилий) — испанские Бурбоны, в обширном Папском государстве — римский первосвященник, итальянец по происхождению, но космополит «по должности». Ломбардо-Венецианское королевство победившая Наполеона коалиция передала австрийским Габсбургам, то есть оно фактически находилось под иностранной оккупацией. В Великом герцогстве Тосканском и герцогстве Моденском тоже правили австрийские Габсбурги (хотя частью Австрийской империи эти формально самостоятельные государства не являлись), в герцогстве Пармском — жена Наполеона I Мария Луиза Австрийская, а после ее смерти — испанские Бурбоны. Из всех апеннинских монархов только короли Сардинии могли считаться итальянской династией, хотя их исторической родиной была франкоговорящая Савойя.

Ко всему прочему итальянская раздробленность решительно противоречила все более утверждавшейся в умах европейцев идее национального государства, согласно которой люди, говорящие на одном языке, с общими культурно-историческими традициями, должны жить в одном государстве. Национализм и был поднят на знамя теми, кто боролся за освобождение и объединение Италии. В те времена он был новой идеологией, противостоящей феодальному легитимизму. Естественно, и римский престол, и лоскутная империя Габсбургов, и многочисленные «законные властители» апеннинских княжеств идею национального государства отметали с порога. «Италия — это просто географическое понятие», — заявил на Венском конгрессе австрийский министр иностранных дел Меттерних. Некоторые основания придерживаться такой позиции у него имелись: на Апеннинах со времен Римской империи никогда не было общего государства, да и в культурном, даже языковом отношении части полуострова отличались весьма существенно. Однако итальянские патриоты не разделяли точку зрения канцлера: в стране возникло движение за возрождение Италии — Рисорджименто. Позже этим именем станут называть и всю эпоху образования единого государства на Апеннинском полуострове.

Вид с Юга

Среди жителей Юга Италии немало тех, кто считает, что объединение с Севером для них означало не освобождение, а порабощение. Вековечная отсталость Юга, с их точки зрения, — миф. Именно в Неаполитанском королевстве были построены первые в Италии пароходы, железные дороги, здесь впервые появилось газовое освещение.

Почти сразу после объединения в сельских районах Юга начали формироваться — где стихийно, а где стараниями католических кюре и сторонников Бурбонов — повстанческие отряды. Дело в том, что при новой власти налоги возросли, мужчин стали призывать в армию (при Бурбонах она была волонтерской), местная промышленность, которую уже не защищали протекционистские тарифы, умерла.

В 1863 году на Юге было введено военное положение — теперь, чтобы расстрелять человека, достаточно было одного подозрения, что он принадлежит к «бандитам». Число жертв было огромным — около четверти миллиона, миллионы эмигрировали, отправившись искать лучшей жизни в Северной или Южной Америке.

Сопротивление удалось загнать в подполье: именно из него выросли потом знаменитые мафиозные кланы. При всем том на Юге, в отличие от Севера, мало кто мечтает о независимости: без северных дотаций регион сегодня обойтись не может.

Романтическое начало

Поначалу в борьбу включилась лишь горстка романтиков, так называемых карбонариев («угольщиков»). Их тайные общества состояли, как правило, из представителей интеллигенции и потому были «страшно далеки от народа». Действуя преимущественно в жанре «плаща и кинжала», они больше заботились об эффектности своих акций, чем об их эффективности. Тем не менее карбонариям удалось в 1820-1821 годах организовать несколько крупных выступлений в разных районах страны, но они были подавлены австрийскими войсками.

На новый уровень вывел движение Джузеппе Мадзини — молодой интеллектуал из Генуи, некогда вступивший в ряды карбонариев, но быстро в них разочаровавшийся. В 1831 году он, находясь в эмиграции, создал «Молодую Италию» — новую по духу организацию, которая делала ставку не на заговор, а на народную революцию. Но кто и как будет поднимать массы? В этом вопросе Мадзини, по словам Маркса, «не дорос до подлинно классового анализа». Бывший карбонарий считал, что народ сам по себе материал настолько горючий, что «стоит только высечь искру живого огня... и вся Италия превратится в огнедышащий вулкан».

Но реальность, мягко говоря, не отвечала этим ожиданиям. Обычно все происходило так: долгая подготовка операции, высадка на побережье одного из итальянских государств горстки вооруженных патриотов-эмигрантов, население, вместо того чтобы присоединиться к борцам, в лучшем случае с интересом на них взирает, в худшем — сдает властям, предварительно как следует отдубасив. Мартиролог героев пополнялся именами все новых мучеников, однако число желающих жертвовать собой не уменьшалось. Можно лишь поражаться упорству — чтобы не сказать упрямству — самого Мадзини, несмотря ни на что державшегося за свою теорию «искры».

Глухота народных масс к призывам мадзинистов легко объяснима: крестьян больше волновали их насущные проблемы, чем какое-то объединение, а образованные сословия пугал радикализм революционеров и явная, как тогда казалось, утопичность их целей. Кроме того, Италия — страна католическая, а Мадзини и его сторонники не жаловали римского папу и вообще церковь, а Христа поминали только как первого революционера. Лишены были патриоты и возможности пропагандировать свои идеи — власти тщательно контролировали все тогда еще немногочисленные каналы распространения информации. Но надвигалась европейская революционная буря 1848 года, которая многое изменила в стране.

Северная логика

Рисорджименто — краеугольный камень итальянской идентичности. При всем том гармоничным сосуществование Севера и Юга страны не было и в первые годы после объединения, не назовешь его таким и сегодня.

В 1991 году в Италии появилась «Северная лига» — партия, выступающая за большую автономию итальянского Севера и даже за полную его независимость. С точки зрения электората «Северной лиги» (от 5 до 28% в разных регионах Севера), ленивый, отсталый, коррумпированный и мафиозный Юг — обуза для трудолюбивых северян.

Что касается объединения, то оно было ошибкой, и такого народа, как итальянцы, попросту не существует, а есть южане — «собственно итальянцы» и есть северяне — потомки кельтов. Наибольшим влиянием «Северная лига» пользуется в Венето, где на протяжении последних двух десятилетий ее представители набирают около 20% голосов. Здесь считают, что включение Венеции в состав Италии в 1866 году было незаконным, а проигранную тогда Пьемонтом морскую битву с австрийцами при Лиссе называют «последней победой венецианского флота».

Тут есть своя логика, поскольку почти все моряки на австрийских кораблях были венецианцами, и австрийскому адмиралу Вильгельму фон Тегетхофу приходилось отдавать приказы на венецианском диалекте.

Долой империи!

Впрочем, ветры перемен задули в Италии даже раньше, чем в остальной Европе, — заняв в 1846 году Святой престол, папа Пий IX стал проводить в обширной Папской области реформы. Он амнистировал политзаключенных, ослабил цензуру, начал строить железные дороги, проводить телеграфные линии. А когда Пий IX выступил против ввода австрийских войск в Феррару (там активизировались сторонники Мадзини), итальянцы решили, что папа готов возглавить борьбу за национальное объединение и, значит, победа не за горами. Общее воодушевление захватило даже робкого по своей природе короля Сардинии (это государство по одной из главных своих провинций называли Пьемонтом) Карла Альберта, который заявил: «Если по милости Бога мне суждено будет когда-нибудь предпринять войну (с австрийцами. — Прим. ред.) за независимость, то я лично встану во главе армии и совершу то, что совершил Шамиль, поднявшийся против могучей русской империи!» В фактически оккупированном австрийцами Ломбардо-Венецианском королевстве настроения, естественно, были еще более радикальными. Миланцы, чтобы насолить австрийцам, державшим монополию на поставку табака, все поголовно бросили курить, а тех немногих, кто рисковал показаться в публичном месте с сигарой или трубкой, нещадно избивали. Когда же в самой Австрии вспыхнули волнения, ломбардцы воспользовались этим: изгнали оккупантов и позвали на помощь сардинского короля. Пришлось Карлу Альберту свои воинственные заявления подтверждать делом — он объявил войну Австрии. На патриотической волне Тоскана, Папская область и Неаполь тоже послали войска. Но силы итальянских государств и огромной империи Габсбургов были несопоставимы, к тому же соседи боялись чрезмерного усиления Пьемонта, по этому в скором времени свои части отозвали. 25 июля 1848 года австрийцы разбили пьемонтскую армию при Кустоце и 6 августа вступили в Милан. Карл Альберт вынужден был заключить перемирие. «Война монархов закончилась, начинается народная война», — заметил тогда один из итальянских либералов.

Вскоре в Венеции, Флоренции и Риме (где собрались все руководители эмиграции во главе с Мадзини) были провозглашены республики, полыхало восстание на Сицилии. Зашатался трон и Карла Альберта. Под давлением общественного мнения он был вынужден пойти на самоубийственный шаг — возобновить войну с Австрией. На сей раз австрийцам хватило пяти дней, чтобы разобраться с Пьемонтом. За полным разгромом последовало отречение Карла Альберта в пользу сына Виктора Эммануила. Сопротивление в Милане и Венеции было подавлено. В Неаполитанском королевстве установился жесткий полицейский режим. В Рим по инициативе французских католиков и лично Наполеона (тогда еще не императора, а президента) был введен французский экспедиционный корпус. На долгие 10 лет на Апеннинах воцарилось кладбищенское спокойствие.

Несостоявшийся союз

Когда Пий IX, взойдя в 1846 году на Святой престол, провел несколько либеральных реформ, итальянские патриоты решили, что он-то и объединит страну, благо за папой стоит такая мощная сила, как церковь. Джузеппе Гарибальди, который уже 12 лет находился в изгнании, также был захвачен этой идеей. Он направил письмо папскому нунцию в Бразилии Гаэтано Бедини, в котором писал: «Я предлагаю Его Святейшеству свою шпагу и обещаю создать итальянский легион во имя родины и католической церкви… хотя и знаю, что трон Святого Петра не нуждается в моей помощи, ибо человеческими усилиями его не поколебать».

Бедини переслал письмо папе, тот рассыпался в благодарностях, но предложение отклонил. Более того, вскоре стало понятно, что понтифик не только не рвется объединять Италию, но готов отлучить от церкви всякого, кто слишком в этом усердствует. Разочарованный Гарибальди назвал папу «самым вредным существом на свете, наивысшим препятствием человеческому прогрессу и братству людей и народов». В своем имении на острове Капрера он назвал самого упрямого осла Пием IX (по-итальянски «Пиононо»).

Время дипломатии

Политики извлекли из событий 1847-1849 годов разные уроки. Мадзини оставался верен себе. В 1850-е годы он организовал несколько отчаянных, обреченных на неудачу вылазок, оттолкнувших от него даже многих революционеров. Напротив, либералы пришли к выводу, что сами по себе стихийные выступления бесперспективны. «Италия имеет две живые силы, — писал один из них, — пьемонтское войско и народное восстание. Ни одна из них не может победить в одиночку». Пьемонт действительно оставался единственным островком либерализма на Апеннинах. Вся Италия с надеждой смотрела на короля Виктора Эммануила. Когда в миланском Ла Скала давали очередную оперу Верди, вокруг театра собиралась многотысячная толпа, скандировавшая Viva Verdi! Австрийцы прекрасно понимали, что «Верди» в данном случае аббревиатура (Vittorio Emmanuele Re d’Italia, «Виктор Эммануил, король Италии»), но не могли арестовывать людей за любовь к музыке.

В 1852 году пост премьер-министра Пьемонта занял талантливый либеральный политик Камилло Кавур. Никто в стране, включая короля, не понимал так ясно, как он, что, не заручившись поддержкой (или по крайней мере нейтралитетом) крупнейших держав и не склонив на свою сторону европейское общественное мнение, то есть без мощной дипломатической подготовки, Италию не объединить.

Естественными союзниками в борьбе с «реакционной» Австрией Кавур считал две «прогрессивные» страны Европы — Великобританию и Францию. Когда в 1853 году обе эти державы в союзе с турками вступили в войну с Россией (Крымская война), итальянские, да и европейские либералы почему-то решили, что это силы света вступили в бой с силами тьмы, и если Россия будет сокрушена, Европа перестроится на новых, либеральных началах. Поэтому Сардиния вступила в антирусскую коалицию и отправила в Крым экспедиционный корпус. Прямых дивидендов Италия в результате этой войны не получила, но французы стали воспринимать итальянцев как своих союзников, а Австрия, предавшая Россию, оказалась в полной дипломатической изоляции.

Действуя весьма активно на внешнеполитическом фронте, Кавур не забывал и о делах внутренних. Он выдвинул идею «союза двух сил» — монархии и национальной революции. Ему удалось привлечь под свои знамена Джузеппе Гарибальди, который успел прославиться и как бесстрашный революционер-мадзинист, и как талантливый флотоводец, сражавшийся на стороне бразильских республиканцев. Это обеспечило Кавуру поддержку многих итальянских радикалов. Даже самый ярый из них, Мадзини, признал: «Речь не идет больше о республике или монархии: речь идет о национальном единстве, о том, быть нам или не быть».

Королевская война

К заговору Орсини Кавур никакого отношения не имел, но покушение на Наполеона III сыграло ему на руку, поскольку подвигло французского императора включиться в борьбу итальянцев за воссоединение. В июле 1858 года на французском курорте Пломбьер Кавур тайно встретился с Наполеоном и договорился, что в случае войны с Австрией Франция поддержит Пьемонт, за что получит две его франкоговорящие провинции — Савойю и Ниццу. Обе стороны сошлись на том, что стратегическая цель союза — создание в Италии конфедерации независимых государств под номинальным главенством папы и покровительством Франции. Наполеон III думал таким образом угодить сразу и либералам, и католикам. С одной стороны, он содействовал национальному возрождению Италии, чего требовали все либералы Европы, но при этом сохранял светскую власть папы. Пьемонту в альянсе отводилась заведомо подчиненная роль.

Заручившись поддержкой Франции, Кавур начал энергично готовиться к войне. В соседние итальянские государства рассылались секретные инструкции местным националистам: «Когда начнется война с Австрией... вы будете взрывать мосты, перерезать телеграфные линии, поджигать склады оружия, продовольствия, фуража, брать в заложники крупных чиновников, сотрудничающих с австрийцами, а также членов их семей». Однако для того чтобы начать войну, недоставало повода — ни Франция, ни Пьемонт не хотели выглядеть в глазах Европы агрессорами. Но тут зашевелилось австрийское правительство, которое не могло не заметить военных приготовлений итальянцев — Вена предъявила Пьемонту ультиматум с требованием разоружиться. Лучшего подарка для Кавура и Наполеона III нельзя было и придумать!

Так называемая Вторая война за независимость началась 29 апреля 1859 года. Объединенная франко-сардинская армия, костяк которой составляли французы, разбила австрийцев при Мадженте и Сольферино, причем оба сражения были чрезвычайно кровавыми, поскольку с появлением ружейных затворов плотность огня выросла многократно, а войска все еще по старинке двигались по полю боя сомкнутыми колоннами (заключение Женевской конвенции и создание Красного Креста во многом было реакцией на ужасы Сольферино). Однако австрийцы не были разгромлены, а самое главное — в Италии события получили совсем не то развитие, на какое рассчитывал Наполеон III. Вместо контролируемой локальной «революции» он получил стихию, которая начала жить по своим собственным законам: в зависимых от Австрии центрально-итальянских герцогствах к власти в результате переворотов пришли сторонники объединения с Пьемонтом, и идея конфедерации была забыта. Французского императора это никак не устраивало, и он поспешил заключить с австрийцами сепаратный мирный договор, по которому Габсбурги теряли лишь Ломбардию, Венеция же оставалась за ними. Между тем загнать выпущенного из бутылки джинна уже не представлялось возможным — Италия бурлила. Пьемонтские политики, с одной стороны, подливали масла в огонь, поощряя радикалов, развернувших пропагандистскую деятельность по всей стране, а с другой — всячески пугали Наполеона III и Европу революцией: мол, сегодня приходится выбирать уже не между старыми порядками и объединением, а между объединением под эгидой Пьемонта и революционным хаосом.

Так, Кавуру удалось добиться присоединения к Сардинскому королевству центрально-итальянских герцогств. (Ниццу и Савойю ему все же пришлось уступить французам.) Пьемонт, таким образом, получил даже больше, чем мог рассчитывать. Однако до полного объединения было еще далеко: Венеция на севере, папские земли в центре и огромное Неаполитанское королевство на юге оставались вне юрисдикции Виктора Эммануила.

Безумство храбрых

Умеренные, включая Кавура, были вполне удовлетворены достигнутым и не видели смысла торопить события. Но радикалы во главе с Гарибальди так не считали. Свои надежды на объединение всей Италии они связывали прежде всего с Папской областью, где у них имелось много сторонников. Но здесь камнем преткновения был тот самый папа-реформатор Пий IX — более ярого и убежденного противника объединения, чем он, в Италии не существовало. Папа, да и многие правоверные католики считали, что для такого принципиально наднационального института, как церковь, национальная идея губительна. Пий IX не остановился даже перед отлучением Виктора Эммануила от церкви. За папой стояли миллионы католиков Европы, и обижать его было опасно. Поэтому, когда Гарибальди с единомышленниками начал в 1860-м готовить поход на Рим, пьемонтские власти решительно эти приготовления пресекли.

Оставался юг страны, но у правящих в Неаполитанском королевстве Бурбонов были сильная армия, эффективная полиция и богатый опыт подавления разного рода народных выступлений. К тому же крестьяне, составлявшие большинство жителей королевства, к Рисорджименто и прочим господским затеям относились с полным равнодушием. Но среди горожан, особенно жителей Палермо, которые ощущали себя в королевстве гражданами второго сорта, было немало сторонников объединения. Когда в городе в очередной раз вспыхнули волнения, революционер Розолино Пило отправил Гарибальди телеграмму, в которой сильно преувеличил их масштаб. Не прийти на помощь Гарибальди не мог и приступил к формированию отряда добровольцев. Кавур всячески этому противодействовал, и если Гарибальди с его «Тысячью» (в походе участвовали, по одним данным 1088, по другим 1117 человек) дали погрузиться на пароходы и отплыть в Сицилию, то лишь потому, что власти боялись народного возмущения. 11 мая 1860 года гарибальдийцы высадились на западном побережье Сицилии. Оружия у них практически не было, лишь кремневые ружья, в то время уже превратившиеся в музейные раритеты. Поэтому, встретившись через два дня с прекрасно вооруженными и значительно превосходящими их по численности правительственными войсками, гарибальдийцы сразу бросились в штыковую атаку. Потери для такого маленького отряда были огромны — 200 человек убитыми и ранеными, но противник не выдержал такого напора и отступил. С военной точки зрения победа выглядела более чем скромной, с психологической — стала настоящим триумфом. «Тысяча» покатилась по Сицилии, обрастая как снежный ком новыми бойцами. К Палермо Гарибальди подошел уже с трехтысячным отрядом. Штурмовать столицу острова ему фактически не пришлось: в городе вспыхнуло восстание, и 6 июня гарнизон сложил оружие.

Бедняга Гарибальди

Теперь целью Гарибальди был Неаполь, а затем Рим, хотя сил у него было явно недостаточно для ведения столь масштабных военных действий. Более того, Франция потребовала от Виктора Эммануила, чтобы тот воспрепятствовал высадке гарибальдийцев на континент. Король действительно повелел Гарибальди оставаться на Сицилии, но в секретном послании написал ровно обратное. Здесь он пошел даже против Кавура, которого беспокоила колоссальная популярность народного вождя. «Если Гарибальди проникнет на континент и овладеет Неаполитанским королевством, — писал он, — то он станет абсолютным хозяином положения».

Помешать высадке должны были мощный неаполитанский флот и охранявший побережье 20-тысячный корпус. Тем не менее 19 августа она состоялась, а затем повторилось сицилийское чудо: 5000 волонтеров за неделю, практически не встречая сопротивления, дошли до столицы королевства. В ликующий Неаполь Гарибальди прибыл на поезде, в сопровождении всего нескольких спутников. Остававшиеся в городе правительственные войска были бессильны ему помешать.

Неаполитанский король с оставшимися ему верными частями отступил на север и засел в городе Гаэта. Это была грозная сила, и если бы Гарибальди повел свой отряд дальше на Рим, Бурбоны немедленно бы вернули себе все утраченное. Поход пришлось отложить, чем немедленно воспользовался Кавур. Он снова выставил перед европейскими державами жупел революционной стихии — если они не развяжут руки Пьемонту, то Италия окажется под властью радикалов вроде Гарибальди. В результате все великие державы, кроме Австрии, согласились на вторжение сардинских войск в Папскую область, а через нее — в Неаполитанское королевство. Папе, которого по-прежнему охранял французский корпус, Виктор Эммануил все же вынужден был оставить Рим и небольшую область вокруг него — Лацио, последнему же королю Неаполя, Франческо II, не оставили ничего (хотя он и сопротивлялся еще около полугода). Так респектабельные пьемонтские политики руками полупрезираемых радикалов совершили невозможное — превратили «географическое понятие» в единое королевство. При этом главный радикал, которым Кавур пугал европейских монархов, проявлял полную лояльность Виктору Эммануилу. «Король мне сказал, что, хотя Гарибальди все еще носится со своими фантазиями, он готов во всем и всегда ему повиноваться, — писал Кавуру один из министров. — Бедняга Гарибальди! Он имеет лишь несколько тысяч солдат и никакого политического влияния!» На самом деле влияние Гарибальди было огромным, но он не стал этим пользоваться и, когда король отказался предоставить ему на год в управление Юг Италии, отошел от дел и удалился в свое имение.

На наспех устроенных плебисцитах население апеннинских княжеств высказалось за присоединение к Пьемонту, и в марте 1861 года Виктор Эммануил был провозглашен королем Италии. Популярность его в народе была велика, но она не шла ни в какое сравнение с популярностью Гарибальди. К вождю краснорубашечников постоянно обращались то с предложением баллотироваться на какой-то выборный пост, то с просьбой защитить от произвола властей, а то и вовсе возглавить войска северных штатов Америки, воевавших с южными. Наконец, узнав, что его соратников пьемонтские власти не только не наградили, но и прямо преследуют, Гарибальди вернулся в Турин. Там к нему сразу же стали стекаться единомышленники, жаждавшие продолжить дело объединения Италии. «Мне кажется, пришло время нам снова взвалить на себя наш крест», — произнес тогда Гарибальди и начал готовить поход на Папскую область. Но времена изменились — Урбано Раттацци, занявший после скоропостижно скончавшегося Кавура кресло премьера, не задумываясь, применил против двинувшихся на Рим гарибальдийцев силу. Вождь краснорубашечников был тяжело ранен и даже какое-то время просидел в тюрьме. Рим же был присоединен к королевству и стал его столицей только в 1871 году, после того как разгромленная Пруссией Франция вывела войска из Святого города. Что касается Венеции, то она отошла к Италии пятью годами раньше и тоже благодаря Пруссии, которая заставила проигравшую ей войну Австрию покинуть Апеннины.

Создание итальянцев

Стремительный успех Рисорджименто поразил Европу, да и большинство самих граждан народившегося национального государства, зачастую плохо понимавших речь друг друга, восприняли его как чудо. «Хорошо, мы создали Италию, теперь придется заняться созданием итальянцев», — заметил незадолго до смерти Кавур.

В самом деле, Север и Юг страны и в экономическом, и в культурном отношении отличались весьма существенно. В разных провинциях говорили на разных диалектах, так что многие даже не могли читать итальянских классиков: Данте, Петрарку, Боккаччо. Да и флорентийский диалект, на котором они писали, стал восприниматься как литературный итальянский сравнительно недавно — в 1830-е. По сути, он стал общенародным языком только после выхода в 1883 году книги Карло Коллоди «Приключения Пиноккио». Дети обожали эту книгу, и поколение, на ней выросшее, наконец получило единый язык и стало единым народом. Правда, вдали от городских центров, где люди книг особо не читали, на современном итальянском заговорили лишь в 1950-е годы благодаря радио и телевидению.

Национальный герой Италии, легендарная личность, член освободительного движения Рисорджименто – все это про революционера Джузеппе Гарибальди. Его имя стало олицетворением свободы и объединения. Фашистская партия , как коммунисты и либералы, считала его родоначальником своей идеологии. Именем Джузеппе Гарибальди названы многие улицы в мире, ему воздвигают памятники, его почитают.

Краткая биография Джузеппе Гарибальди

Революционер родился в 1807 году в Ницце, которая в то время входила в состав Италии. Отец Джузеппе владел парусником и перевозил на нем грузы на небольшие расстояния по стране. С юных лет мальчик старался расширить свой кругозор, он рано познакомился с творчеством Данте и Петрарки, его интересовали подробности битв и военных кампаний Наполеона и Ганнибала. Знал множество иностранных языков, например, французский, английский и испанский.

С 15 лет Гарибальди плавал на торговых судах. В качестве моряка он побывал в России, путешествовал по Средиземному морю. В 1821 году началась борьба Греции за независимость от турецкого гнета. В 1828 году беспорядки захлестнули и Италию, власти отвечали массовыми репрессиями и казнями. По возвращению из очередного рейса Джузеппе почувствовал тяжелую атмосферу своего родного края, посчитал, что за ним может вестись слежка и постарался как можно скорее покинуть Ниццу.

Переломным моментом стало для Гарибальди знакомство в 1833 г. с Эмилем Барро, сторонником утопического движения, и с представителем организации «Молодая Италия». Эти встречи очень сильно повлияли на формирование взглядов Джузеппе. После неудачного восстания мадзинистов в 1834 году, Гарибальди, опасаясь ареста и смертной казни, отправляется в Южную Америку. Там он активно борется за независимость латиноамериканских республик, воюет на стороне республиканцев, становится франкмасоном и ярым противником католической церкви. Тем не менее, он поддерживает связь на протяжении 13 лет со своими единомышленниками из Италии.

Вскоре Гарибальди возвращается в Италии, чтобы принять участие в войне с Австрией. Однако этот конфликт заканчивается поражением итальянской армии. Всю первую половину 1849 года Джузеппе Гарибальди сражался за провозглашенную Римскую республику против французов и неаполитанцев, пытавшихся остановить конфликт. 3 июля 1849 года пал под гнетом французской армии, отряд революционера отступил на север, стремясь вскоре продолжить борьбу за свободу.

Однако Гарибальди решил ни в коем случае не сдаваться. Самые сильные войска были брошены для того, чтобы разбить его отряд. Ему пришлось отправиться в Венецию, чтобы найти поддержку среди сторонников его идей. Как только он доходит до Пьемонта, Гарибальди арестовывают и выдворяют за пределы страны.

В 1859 году королем становится Виктор Эммануил II, который собирается начать войну против Австрии, чтобы освободить итальянские земли. Гарибальди возвращается на родину и принимает приглашение принять участие в кампании. Армия Австрии была разбита. По итогам войны, к Пьемонту присоединяется часть средней Италии, а территория Ниццы отходит Франции.

В 1860 году Гарибальди возглавляет отряд численностью более тысячи человек для объединения земель Италии. Он получает разрешение Виктора Эммануила II и отправляется вместе со своим отрядом к берегам Сицилии. Вскоре неприятельские войска были разбиты, и отряд полководца с триумфом входит в Палермо, столицу Сицилии. После многочисленных боев под контроль Гарибальди попадает вся территория острова.

После окончания войны в 1861 году земли королевства были присоединены к Сардинии. Однако главной целью Гарибальди было возвращение Рима. Этому решению полководца яро противостоял Виктор Эммануил II. Он был категорически против вторжения на те земли, которые принадлежали папе римскому.

В 1866 году после очередной войны с Австрией, благодаря Гарибальди, к Италии возвращается Венеция. Вскоре полководец вновь предпринимает попытку присоединения Рима и начинает искать единомышленников, которые могли бы поддержать его. Однако Гарибальди арестовывают, но ему удается сбежать из-под конвоя и снова попытаться собрать добровольцев для очередного похода в Рим. Джузеппе терпит поражение французской армии за город. Понадобилось несколько лет, чтобы французы покинули территорию Рима, так как началась война с Пруссией. Итальянская армия воспользовалась этим моментом, заняла город и присоединила его к своей территории.

Джузеппе Гарибальди, кумир революционеров, умер в июне 1882 года на острове Капрера. Имя человека, отдавшего всего себя борьбе за свободу родины, навеки осталось в памяти независимой Италии.

Самое интересное:

Зачем убивают российских дипломатов чуркина

Продолжение - Colonel Cassad — ЖЖ

Босс фсо собрался на заслуженный отдых Курса на омоложение нет